Но, к великому сожалению, им так и не удалось найти более-менее укромное место. Весь берег был истоптан коровами, усеявшими песок и ближайшие поляны отходами своей жизнедеятельности. Если не было коров, то присутствовали орды ребятишек, восторженно голосивших и баламутивших воду на добрую версту вокруг. Если не было тех и других, значит, под каждым чахлым кустом обнаруживался вдруг хмурый рыбак, а то и распаренный дачник с многочисленными чадами и домочадцами…

Они проехали сначала в одну сторону от перевоза, потом на пару верст — в противоположную. Но везде было одно и то же: мутная вода, истоптанный множеством ног и замусоренный песок, ободранные кусты и измятая трава…

Настя не выдержала первой.

— Нужно ехать дальше! — решительно сказала она.

Сергей направил лошадей к парому. На берегу скопилось множество подвод, в основном груженных дынями и арбузами, прямо в воде дремали три упряжки волов, ленивых и неповоротливых, чуть в стороне стояли огромная почтовая карета и легкая бричка, в которой пожилая супружеская пара немцев-колонистов с аппетитом обедала кровяной колбасой, запивая ее домашним пивом.

Фаддей пристроил их телегу в хвост длинной очереди страждущих и жаждущих перебраться на противоположный берег реки. Высокое, словно выцветшее от невыносимой жары небо окончательно очистилось от облаков. Солнце палило немилосердно. Медленные воды реки замерли в сонном оцепенении. Деревья, кусты, трава, даже вездесущие камыши, заполонившие многочисленные старицы, сникли под безжалостными лучами, обессиленно обвисли, опустили листья, сдаваясь на милость огнедышащему тирану.

Пассажиры почтовой кареты устроились под жидкими кронами прибрежных ракит. Два толстых купца-армянина с не менее толстыми женами, деревенский священник в старенькой рясе и два пьяненьких армейских поручика с мокрыми подмышками и мутными глазами тоскливыми взорами провожали очередной воз, въезжающий на паром. У их кареты внезапно лопнул обод колеса, и кучер с помощником его меняли в стороне от спуска к переправе.

Паром наконец отошел от берега и неторопливо, со скоростью одуревшей от жары мухи, пополз через реку. Сергей посмотрел на часы: пройдет полдня, наступит их черед переправляться на тот берег. Поэтому не грех немного поспать, тем более он почти не сомкнул глаз за эти две ночи и не слишком надеялся на третью, особенно, если им придется ночевать в одной телеге, под одним одеялом… Он молча расстелил поверх соломы кошму и лег на спину, прикрыв лицо картузом.

Настя, подобрав под себя ноги, сидела у его изголовья. Стоило протянуть руку, и можно коснуться русых волос, а если чуть-чуть наклониться, то пальцы дотянутся до загорелой щеки… Она уже знала, что щека Фаддея шершавая и колючая от выступившей щетины, а волосы мягкие, пахнут солнцем и почему-то сосновой хвоей, хотя за время их путешествия им не встретилось ни единой сосны…

Девушка вздохнула. Каким дурманом ее опоили, почему уже второй день она ни о чем больше не думает, как только о его объятиях и поцелуях? У нее столько важных дел и забот, а она мечтает, чтобы их путешествие никогда не кончалось и Фаддей остался с ней навсегда…

Где-то глубоко-глубоко, в самых дальних закоулках ее сознания, прозвучал вдруг сигнал тревоги: слишком мало они знакомы, чтобы хорошо узнать друг друга. Подруги матери отзывались о поэте нелицеприятно. Они потешались над его ленью и непрактичностью. Да и она сама не раз слышала весьма популярные в свете анекдоты о его рассеянности и нерасторопности, чрезмерной прожорливости и любви к прекрасным дамам…

Но, возможно, это всего лишь маска, которой он пользуется, чтобы извлечь определенную выгоду и как-то устроиться в жизни? Ведь с ней он совсем другой — веселый и нежный, по-детски непосредственный, а порой, как пару часов назад, и бесшабашный, но в минуты опасности собранный и решительный? Он строго отчитывает ее, но глаза его выдают, они словно светятся любовью и тревогой за нее. А куда делись его лень и пресловутая сонливость? Нужно быть очень хорошим актером, чтоб столь долгое время скрывать настоящий мужской характер, свою силу и уверенность, очевидную храбрость и незаурядный ум…

Настя прижала пальцы к вискам. Что-то не укладывалось в ее голове, она не могла свести концы с концами, но в одном она была уверена, что Фаддей именно тот человек, которого она действительно любит, несмотря на слишком короткое их знакомство, несмотря на ссоры и на его колебания по поводу их совместного будущего. Но она прекрасно его понимает и прощает ему и излишнюю нервозность, и его сомнения в том, что он сможет достойным образом содержать свою семью…

Она протянула руку и осторожно провела пальцем по картузу, закрывающему лицо любимого. Он тут же сбросил его, перехватил Настю сначала за локоть, потом за запястье. Некоторое время они не сводили глаз друг с друга. Сергей улыбнулся и вдруг ласково провел рукой по одной девичьей щеке, потом по другой.

— Смотри-ка, веснушки появились! Маленькие-маленькие, но очень милые!

Он сел рядом с Настей, но руки не отнял, словно прикрывал ее от палящих солнечных лучей. Девушка прижалась щекой к его ладони и умоляюще посмотрела на него.

— Простите меня за все, Фаддей! Сегодня утром я была не права!.. Мне не стоит вести себя подобным образом.

— Во всем виноват только я один, — он вдруг помрачнел и отвернулся от Насти, но, самое главное, убрал ладонь от ее лица, и это огорчило ее безмерно. — Я всегда считал себя честным человеком. Я в жизни не праздновал труса, не подводил друзей и не предавал женщин. Но я никогда и никого не любил так, как полюбил вас, Настя! И впервые в жизни испугался, впервые я не уверен, что могу сделать вас счастливой…

— Фаддей, — она пододвинулась к нему, положила ему руку на плечо. — Все не так страшно, как вы желаете это представить. У меня достаточно денег, я совершенно не завишу от дедушкиного наследства. Конечно, я хотела на эти деньги построить школу и больницу в рудничном поселке, потом я думала выбрать несколько толковых ребят из рабочих семей и направить их учиться горнорудному делу за границу, да и оборудование для разработки жилы можно купить лишь в Америке, у нас такого нет. Но я уверена, мы будем трудиться не покладая рук и добьемся всего, чего захотим.